Сорок минут на автобусе от метро «Домодедовская», далее пешком до старого моста, потом по тропе, выводящей к лазу в Сьяны. Под навесом, наспех сколоченным из листов железа, сидит компания подростков. Я выгляжу новичком, поэтому разговаривают со мной слегка агрессивно и пичкают историями про блондинок на каблуках и в коротких юбках.

Задаю дежурные вопросы: страшно ли? холодно ли? много ли в системе людей? Парень в каске с карбидной лампой спрашивает, нет ли у меня чего выпить. Он убежден, что в пещерах могут одновременно находиться полторы тысячи человек. Сам он, по его словам, иногда по месяцу не выходит на поверхность, а ест то, что приносят друзья.

— Мне и не хочется наружу: в системе есть все что нужно.

— И что же там месяц можно делать?

— Бухать, спать, ходить по сис­теме. Девки опять же, — перечисляет он.

Вход в Сьяны сейчас один. Он укреплен колодезными кольцами. Дальше идет тоннель, за ним небольшой грот с журналом посещений, за ним — нагромождение камней, которое за последние четыре года осело больше чем на метр. Второй большой вход давно взорван. Несколько малых завалены. На вопрос, почему бы не сделать цивилизованный вход, расчистить его и забетонировать, как в туристических каменоломнях за рубежом, здесь отвечают философски:

— Так это надо с администрацией района договориться, а она нас знает и очень не любит. Давно ходят разговоры, что и последний вход пора взорвать — в Сьяны слишком много людей потянулось. Когда человек под землю лезет, он должен четко понимать, что делает. В Сьянах есть действительно опасные места. К счастью, добраться до них сложно.

Рядом с входом в систему большая помойка. Копошатся крысы, их не смущают летящие в них пакеты с отходами и шумная толпа завсегдатаев. Лаз в Сьяны выглядит почти как канализационный люк — бетонная труба с железной лестницей, уходящей вглубь земли.

Какая бы ни была температура на поверхности, в пещерах всегда плюс девять. И непроглядная тьма. Проводник ведет нас по узкому проходу. Говорит: «К журналу». Здесь нужно оставить свое имя и дату «погружения»: по этим данным в случае чего будут ориентироваться спасатели. Движемся дальше. Тихо и холодно. Идем по сводчатым проходам. Минут через двадцать нам встречаются люди. Говорят: «Доброго!» Видимо, местное приветствие. Спрашивают, куда мы идем.

— Хотим на централку попасть, — отвечает проводник.

Централка — вроде как главная дорога, тракт, от которого отходят многокилометровые ответвления. Один из встреченных представляется: «Ромео».

— Я по системе пятнадцать лет хожу. Тут можно забыть о проб­лемах, остаться наедине с собой. У меня наверху семья, работа, но я все равно сюда часто приезжаю. Неделю сижу, потом возвращаюсь, — говорит он. — Я вас доведу до Аристарха, дальше сами пойдете.

— Аристарх — это кто? — спрашиваю.

— Во время войны здесь, в каменоломнях, был госпиталь, его завалило, всех вытащили, а один мужчина пропал. Спелестологи окрестили его Аристархом, собрали кости, а их взяли и растащили на сувениры. Студенты-медики пытались потом что-то восстановить, но череп сейчас точно не его.

Мы куда-то заворачиваем, пролезаем сквозь узкие проходы. Почти все время идем пригнув голову. Это утомляет. Всюду указатели для «чайников», упертые с трассы дорожные знаки, расписание следования автобусов, примитивистские изображения мишек, Аленок и прочей живности. Если бы не проводник и Ромео, я была бы уверена, что хожу кругами. Полная дезориентация.

Но вот и Аристарх. На огромном камне, подвешенном на цепях, лежат противогаз, череп и набитый глиной доисторический водолазный костюм. Друзья Ромео фотографируются с останками, почти трезвый юноша пытается оседлать композицию, чтобы кадр был эпатажнее.

— А зачем тут сигареты, цветы и карта? — спрашиваю я.

— Это мы Аристарху приносим, ему приятно. А карта пещеры — для новичков. По ней сложно ориентироваться, но хоть что-то. Многие ведь, как вы, в первый раз приезжают — думают, что здесь туристические пещеры с подсветкой и всем таким.

Кодекс спелестолога

Сергей и Женя из турклуба «Вестра» занимаются подземельями давно. Им не нравится слово «катакомберы»: «В катакомбах обычно хоронят, а мы посещаем выработки, места, где добывали белый камень, и называем это спелестологией — в отличие от спелеологии, которая естественные пещеры изучает».

Женя — молодой, веселый. Он ходит в простирающиеся на десятки километров Сьяны — одну из самых тусовочных пещерных систем в России. Сергей постарше, он предпочитает Никиты — тихое место, в которое лазают только серьезные люди.

— Сьяны ценны уже своим размером. Ходы в них большие, во многих можно встать в полный рост, в некоторых нельзя дотянуться до потолка. И вход широкий. Благодаря этому в Сьянах создалась своя субкультура, — говорит Сергей.

— Нет, благодаря этому под землю лезет много лишнего народа, — улыбается Женя. — Больше лазают зимой, весной поток уменьшается: мокро. В Сьянах сезон открывается осенью, закрывается — весной. Летом ходят мало, потому что некомфортно: внутри холодно, снаружи жарко. Больше всего народа собирается на Новый год — до 600 человек. Зимой по улице столько времени не прогуляешь, а под землей — приятно.

В «опасных» Никитах более развито спортивное, исследовательское направление — соот­ветственно, и пьют, в отличие от Сьян, здесь немногие. И на­оборот: тем, кто в просторных и хмельных Сьянах считается средненормальным человеком, в Никиты лезть неохота, потому что слишком низко, узко и пить не с кем.

В Сьянах от многолюдства неизбежно возникает потребность в самоорганизации. Изрядная группа людей здесь борется с наркотиками и с теми, кто мусорит где ни попадя. Но надо учитывать, что Сьяны — действительно огромная система. Там запросто можно уйти в такое место, где никого не будет, и жить там неделю, свободно ходить «до воды» и «до ветру» и вообще делать все что захочешь. Здесь есть люди, которые не пьют никогда, а есть такие, которые трезвыми в принципе в пещеру не залезают.

— Если человек не хочет больше называться «чайником», ему надо пройти обряд посвящения, — рассказывает Ромео. — Мы заводим его вглубь системы, наливаем стакан спирта, даем занюхать камнем, оставляем без карты и спичек, из зажигалки выпус­каем весь газ, так что работает только один кремень, и уходим. Человек должен самостоятельно дойти до журнала. Один мой приятель, проходивший ини­циацию, минут через двадцать вышел к нам и рассказал, что встретил девушку, которая дала ему коробок спичек и вывела из лабиринта, а потом исчезла. До журнала он дошел по централке сам, бросая перед собой зажженные спички, причем к нам он явился уже абсолютно трезвым.

— Это он призрак Двуликой встретил, — авторитетно поясняет наш проводник. — Если человек наверху совершил что-то нехорошее, пришел в систему с нечис­той совестью и заблудился, она явится к нему в образе старухи и уведет вглубь лабиринта. Если же человек ничего плохого не делал, она предстанет в образе девицы и выведет наружу.

Кроме лазов, тоннелей и переходов в пещерах имеются гроты, в которых живут спелестологи и их гости. Наименования у них оригинальные: «Чекист», «Грот потного негра», «Мужик». Проводник по дороге показывает нам парочку жилых гротов. Их внут­реннее устройство однотипно: места немного, посередине стол, точнее, большой плоский камень, сбоку спальное место, способное вместить человек шесть. В одном из гротов прибиты полочки и сушилка для тарелок.

Подземные жители обустраивают подземелье как могут. Заносят туда вещи, которые на первый взгляд через лаз протащить невозможно. В Никитах у грота Че Гевары можно обнаружить ванну, в Сьянах к местам сбора воды — водокапам — притаскивают трехсотлитровые бочки. Женя рассказывает, что администрация района одно время вывешивала каждые три дня знак, что система обвалоопасна: мол, забираетесь вы туда на свой страх и риск.

Риск, конечно, есть. Но большая часть трагедий связана с попытками ковыряться в потолке. Один из известнейших случаев — это Виктор Шагал, который погиб в Никитах, пытаясь прорыть новый выход. Он прикинул, где близко до земли, но копал изнутри, а не снаружи, как это принято делать сейчас, после смерти Шагала. Около входа в Никиты ему поставили памятник — внутри тоже был мемориальный камень, но потом его украли. В Киселях один мальчик собрался жарить шашлыки, а чтобы дымок выходил, решил прокопать дырочку наружу. Копать начал, где потолок мягче. Потолок там был глиняный, и его этой глиной завалило. Вытащили сразу, но все равно было поздно: один кубометр глины весит достаточно, чтобы задавить насмерть. В тех же Никитах несколько лет назад один гражданин в состоянии сильного подпития попросту исчез. Его искали и МЧС, и представители подземного мира. Нашли года через полтора — уже мумию. И за все это время никто мимо не прошел. Точнее, не пролез — слово «прошел» для того места, где он был, не подходит.

— Фигня это все, — успокаивает нас проводник. — Наверху попасть в неприятности куда проще. А здесь все предсказуемо: не вылетит из-за угла шальной лихач, не окликнут гопники с ножами. Главное — самому не глупить.